Итальянская актриса и модель. 59 лет.

Время все разрушает. Допустим, у вас есть красивое красное яблоко. Пройдет совсем немного времени, и оно сморщится, в нем будут кишеть черви. Вот так же и с людьми.

Умные женщины – это что-то невероятное. Мне кажется, они гораздо интереснее мужчин.

Когда я была моделью, я никогда не чувствовала, что меня используют как объект.

Адвокаты – великолепные актеры (Беллуччи училась на юрфаке Университета Перуджи. – Esquire). Только представьте: каждый день они должны играть. Ведь большой разницы между залом суда и съемочной площадкой нет.

Ричард Бертон говорил: «Актриса – это больше чем женщина; актер — это меньше чем мужчина».

Я не девушка Бонда, я женщина Бонда. Может быть, даже леди Бонд.

Бонд может быть черным, почему нет? Главное ведь не цвет кожи, а талант актера. А вот Бонд-француз – это исключено.

Нынче все фильмы снимают для подростков.

В «Необратимости» я согласилась сниматься, не читая сценария. Его просто не было.

Когда снимали сцену изнасилования, Венсан (Кассель, муж Моники Беллуччи. – Esquire) спросил меня: ты хочешь, чтобы я был на площадке? Я сказала, что нет, и он уехал кататься на серфе на юг Франции. Весь день я была одна, готовилась к съемкам, репетировала. Но я совершенно не понимала, какие у меня будут ощущения, когда мы начнем снимать. Для меня это все было похоже на «Заводной апельсин», «Реквием по мечте», «Избавление» или Пазолини. Такие фильмы трудно переварить, но в них есть что-то, есть смысл. Они проникают глубоко внутрь, и ты видишь монстров, которые тебя населяют. На премьере в Каннах Венсан плакал во время сцены, в которой я выхожу из тоннеля, вся в крови. А я его успокаивала: «Да ладно, ты чего. Это же просто кино».

Как же скучно все время таскаться в Канны.

Без Сицилии итальянского кино просто не было бы. Самые красивые истории, поэзия и насилие – все оттуда.

Я грущу, только когда происходит что-то печальное. Меня трудно назвать меланхоликом.

Недавно дочка сказала мне: «Мама, я хочу быть как ты. Я не хочу работать. Я хочу быть мамой, и когда я вырасту, работать будет моя дочка». Это просто прекрасно: она не считает, что я работаю.

Я, конечно, женщина непредсказуемая. Когда я была беременна, то выбрала сразу три роддома, потому что до последней минуты не знала, где хочу рожать: в Лондоне, в Риме или в Париже.

Мы так много путешествуем, что моя старшая дочь знает четыре языка: итальянский, французский, английский и португальский.

Я уважаю секреты. Хранить их умеют взрослые люди.

Ни за что бы не хотела, чтобы мне опять было двадцать.